Рекламный баннер 990x90px bantop
1986 год
08:44 17.07.2023 16+
1986 год
10 июня 1986 года в районной газете «Коммунист» был опубликован исторический очерк «ЗА ЗЕМЛЮ, ЗА ВОЛЮ…» о трагических событиях в селе Шигоны в период крепостного гнета в середине 19 века.
Автор очерка историк, учитель, краевед Зинин Михаил Иванович, главным смыслом жизни которого было изучение и описание истории родного края.
Очерк состоит из трех частей: «Пожар», «Месть» и «Милость». Сегодня можно будет прочитать первую часть.
«ПОЖАР»
(31 мая 1839 года)
Ясное, тихое утро. По небу медленно плывут небольшие кучевые облака. Плывут медленно, кажется, на секунду останавливаются, хотят на мгновение посмотреть на красавицу землю. Небольшой ветерок нежно ласкает зеленый лист. Улицы Шигон мирны. Традиционный религиозный праздник – троица. На время забыты невзгоды, горе, слезы крепостных крестьян.
Слышны песни девичьих хороводов. Подростки играют в городки. Мирно ведут беседы пожилые. Льется трель соловья. Вдруг смолкли песни, разговоры. В конце села с криком, махая мокрыми рубашонками, бегут мальчишки: «Едет, Едет!». По спинам взрослых пробежала дрожь. Улицы мгновенно опустели. Скрылись в подворотнях даже собаки. Над селом нависла могильная тишина. Скворцы и те смолкли. Тем временем в село въезжала взмыленная тройка. В карете важно, подбоченясь, сидел Кротков Павел Дмитриевич. Усадьба за несколько минут превратилась в встревоженный улей.
- Управляющий!
- Я здесь. Ваша милость.
- Баня?
- Все готово.
- Все ли?
По лицу управляющего пробежала заметная дрожь. Он знал, что это означало. Обслуживать в бане должна девушка или красивая молодая женщина. Женщины, которых он знал, были уже не нужны. Второй раз он в баню не принимал. Управляющий задумался: «Кто? Кого?». Попробуй не уважь барину. Не оберешься беды. Как же быть? Совсем забыл: Маша. Шагалина. Маша - выхода нет».
Маша Шагалина красивая, стройная, семнадцатилетняя девушка. Каждое движение ее, походка вызывали восхищение парней. Голубые глаза смотрели на жизнь с добротой и лаской. Казалось, зло всегда ее будет обходить стороной.
Маша собиралась на улицу. Сборы прервала соседка: «Барин приехал!». Дрогнуло материнское сердце.
- Дочка, как бы беды не было! Спрячься!
- Зачем, мама?
- Может быть беда!
Мать взяла дочь за руку, хотела переступить порог. В сенях стоял управляющий:
- Машу в усадьбу!
- Зачем?
- Барин приказал!
Перед рассветом, шатаясь, сошла она с крыльца барской усадьбы. Подкашивались ноги, в глазах темнело, Шла в глубь парка, где стояла ее любимая береза. Работая в усадьбе, она каждый раз после работы любила сидеть под ее густой кроной. Соловьи своей трелью встречали утро. Как Маша любила слушать их! Сейчас она была глуха. Для нее жизнь остановилась. Подойдя к березе, она обняла ее белый ствол. По щекам катились слезы: «Мата, милая мама. Что со мной сделали! Прости меня, родная, я тебя больше не увижу» . Она рывком сняла с себя платье, сшитое матерью из холста. Сильными девичьими руками разорвала его на части. Связала, набросила на ближайший сучок березы, трясущимися руками надела петлю.
Утром, перед восходом солнца, мать нашла ее.
На краю села, около ерика Усы, была расположена крепостная суконная мануфактура. Приземистое, одноэтажное здание. Окна маленькие. Даже в зимнее время там была невыносимая духота. Крестьяне охотнее шли работать в поле, а на мануфактуру боялись. После суточной работы большинство людей рвало из-за отравления.
В эту несчастную ночь на фабрике работал жених Маши Шагалиной - Григорий Терсенев. То в одном месте, то в другом свистел кнут надсмотрщиков: Косача - калмыка, Абдулы - татарина. Тяжело было на душе Григория. Сердце чуяло беду, мысли двоились. Задумался, челнок вовремя не поправил, тот пошел неправильно. Тут же заметил Косач. Страшная боль перепоясала поясницу, потемнело в глазах. С большим трудом устоял на ногах. Не выдержал. Удар пришел Косачу чуть выше подбородка, хлынула кровь. На помощь Косачу прибежал Абдула. Крепко связали парню руки.
Около двери фабрики стояла широкая скамья. Она была красной, но не от краски, а от человеческой крови. Годами здесь истязали людей. Были вбиты в скамью 4 скобы, в передние клали руки, в задние ноги и крепко привязывали. Было строгое указание Кроткова: «Кто поднял руку на надсмотрщиков - 50 ударов в первый раз, 100 ударов во второй».
Обычно бил Абдула. Сила в нем была немерянная. После 25 ударов начал Григорий терять сознание. Еще 5 ударов - погрузился в темноту.
50 ударов он уже не чувствовал. Лицо почернело, как у покойника, руки посинели. Напрасно отливали водой, в сознание не приходил. Только к вечеру, дома, он открыл глаза, Мать боялась сообщить сразу о смерти Маши. Не выдержал младший брат. Григорий горько, по-мужски заплакал: «Изверги! Все равно ваш черед придет!»
После похорон на кладбище остались: Алексей Акимович Шагалин (отец Маши), Федор Акимович Шагали, Григорий Артемьевич Терсенев, Гаврила Петрович Шнырин, Спиридон Петрович Терсенев, Григорий Васильевич Абрамов, Федор Игнатьевич Храмушев. Расположились полукругом около могилы Маши. Где-то далёко глухо гремел гром, набежавший ветерок принес запах дождя. Долго молчали. Наконец, заговорил Алексей Акимович Шагалин.
- Что будем делать, мужики? Нынче моя пострадала, простилась с жизнью, завтра ваши. Это зверь, в облике человека. Кровь на его клыках не высыхает.
Григорий Терсенев, самый молодой из собравшихся, волнуясь, предложил: ворваться в дом Кроткова, его убить, усадьбу поджечь.
- Это не дело, - заявил Гаврила Петрович Шнырин.
- Ничем не прикрытое убийство. Пострадает все село.
После долгих споров решили сделать нападение на Кроткова во время поездки его в Сызрань. Перехватить около Тишерека, не доезжая до Троекуровки. Спиридону Петровичу Терсеневу поручили узнать о дне выезда Кроткова. А как же кучер? Придется убить и его!
С тревогой на душе медленно возвращались домой. Гром приближался, начался долгожданный дождь. Ранним утром З1 мая 1839 года Кротков позвал управляющего:
- Всю ночь не спал. Организуй мне отдых со зрелищем, Вызови их обоих.
- Они пришли на доклад.
- Зови.
В приемную вошли Косач и Абдула.
- Организуйте, только осторожно, незаметно. Можно около головки.
- Слушаемся.
Это не первое было поручение. Они много раз выполняли прихоти барина. Поджигали днем крестьянский двор, ветер разносил по селу горячие соломенные «галки», буквально через несколько минут загорались пятнадцать или двадцать дворов. И тут же на тройке приезжал барин. В карете стоял бочонок с холодный квасом. Любил барин пить квас, смотря на пожар. Его не трогали крестьянские слезы, крики ребятишек, душераздирающие вопли женщин. Он считал, что это самый лучший отдых.
На пожар прибежал Алексей Акимович Шагалин - его дом догорал. Он споткнулся о лежавшую на земле оглоблю, которую поднял и хотел бросить в огонь. Барин громким голосом сказал: «Еще сделаешь пожар».
Переполненная душа горем и злостью к тирану не выдержала, Вспомнил дочь Машу, загубленную барином. Размахнувшись оглоблей, он ударил барина по голове. Кротков вылетел из кареты и потерял сознание. На помощь барину бросился камердинер, который был убит той же оглоблей. Подбежавшие крестьяне схватили Кроткова и бросили в огонь. На мгновение он пришел в сознание и закричал о помощи. Крестьяне стояли молча. Управляющего уже не было, он незаметно сбежал. Священник поднял трясущейся руной крест. Но это крестьян не вразумило. Голос барина стихал, вскоре совсем затих. Труп его нельзя было отличить от обгоревших бревен.
Дежурный в приемной губернаторского дворца был удивлен, что так рано прибыло 15 карет с помещиками Симбирской губернии. Господа стояли группами и горячо спорили. По возбужденным лицам дворян дежурный понял: что-то случилось.
В 9 часов утра вышел губернатор:
- В чем дело, господа?
- До нас дошли слухи, которым мы не верим. В Шигонах живым сожгли Кроткова.
- Это, господа, пустой слух. Не верьте!
Губернатор прошел в кабинет. Через несколько минут в приемную вошел староста села Шигоны. Помещики окружили его:
- Говори быстрее. Правда, Кротков сожжен?
- Правда, господа.
Губернатор не верил своим ушам, он не мог сразу произнести слово.
- Немедленно в Шигоны отправьте батальон солдат! Весь состав губернского суда Я догоню в дороге.
Ранним утром 5 июня батальон солдат прибыл в Шигоны. В обед прибыл губернатор. Было арестовано 85 человек, в том числе 4 женщины, управляющий и священник.
6 июня в 10 часов утра началось заседание военно-полевого суда. Одиннадцать человек во главе с Шагалиным сидели в первых рядах. Председатель суда вызывает Шагалина.
- Почему вы совершили зверство, это противоречит крестьянским обычаям и вере?
Не выдержал батюшка:
- Покойный сам нарушил святости церкви и веры!
Губернатор ударил кулаком по столу, обрывает священника.
- Господин председатель суда, - говорит Шагалин, это не зверство, это приговор общины села Шигон. Кротков совершал неслыханные зверства, он истязал крестьян. Он бешеный волк. Он надругался над моей семнадцатилетней дочерью, загнав ее в могилу. Его надо было убить раньше!
Все подсудимые вели себя мужественно. Они рассказали о всех зверствах Кроткова, многих крестьян грубо прерывали. Приговор был жестоким: Шагалина приговорили к расстрелу, 10 товарищам 2000 ударов шпицрутенами.
Осужденный вздрогнул... Дверь с грохотом открылась. На пороге офицер с солдатами.
- Завтра будешь казнен. По обычаю выполняется последнее желание.
- Я хочу проститься с полем. Там, где мои десятины. Восток посветлел, когда его вели по полю. Скоро, еще немного, вон около леса. «Вот они, мои родные, - взял горсть земли и поднес к губам. Вздохнул всей грудью: «Мая родная земля, .прощай!» - слезы потекли по щекам, падая на землю.
- Хватит, связать руки.
Когда заскрипела дверь подвала, показался край солнца. Это был последний восход в его жизни...
7 июня 1839 то около шигонского моста на месте старых кладбищ была выстроена рота солдат. Вскоре привезли приговоренного Шагалина Алексея Акимовича. Лицом был поставлен к реке. Тяжело было умирать в 44 года. Тяжела была жизнь крепостного крестьянина. Но жизнь есть жизнь. Повернулся лицом к родному селу, мысленно простился, посмотрел на спокойное, еле заметное течение реки:
- Прощайте, православные!
Прозвучал залп. Хоронить в гробу губернатор запретил. Солдаты зарыли его без гроба. В полночь родственники Шагалина привезли гроб, разрыли могилу и похоронили по обычаю.
8 июня около усадьбы был построен батальон солдат, в руках каждого солдата были шпицрутены. Первого привязали к ружьям Федора Акимовича Шагалина. Смотрели все жители села Шигон. Первые удары слились с общими криками женщин. Выдержал 1000 ударов и тут же умер. 6 человек остались живыми, после долгого лечения были отправлены на каторгу.
9 июня весь день шел дождь. Мать Маши решила навестить дочь и мужа. На могиле дочери пробивалась редкая травка. Упав лицам на могилу, она долго плакала: «Доченька, отплатил отец за тебя извергу, сгорел он, как бешеный пес! Лежи, моя родная, видно у тебя такая судьба!».
10 июня 1986 года в районной газете «Коммунист» был опубликован исторический очерк «ЗА ЗЕМЛЮ, ЗА ВОЛЮ…» о трагических событиях в селе Шигоны в период крепостного гнета в середине 19 века.
Автор очерка историк, учитель, краевед Зинин Михаил Иванович, главным смыслом жизни которого было изучение и описание истории родного края.
Очерк состоит из трех частей: «Пожар», «Месть» и «Милость». Сегодня можно будет прочитать первую часть.
«ПОЖАР»
(31 мая 1839 года)
Ясное, тихое утро. По небу медленно плывут небольшие кучевые облака. Плывут медленно, кажется, на секунду останавливаются, хотят на мгновение посмотреть на красавицу землю. Небольшой ветерок нежно ласкает зеленый лист. Улицы Шигон мирны. Традиционный религиозный праздник – троица. На время забыты невзгоды, горе, слезы крепостных крестьян.
Слышны песни девичьих хороводов. Подростки играют в городки. Мирно ведут беседы пожилые. Льется трель соловья. Вдруг смолкли песни, разговоры. В конце села с криком, махая мокрыми рубашонками, бегут мальчишки: «Едет, Едет!». По спинам взрослых пробежала дрожь. Улицы мгновенно опустели. Скрылись в подворотнях даже собаки. Над селом нависла могильная тишина. Скворцы и те смолкли. Тем временем в село въезжала взмыленная тройка. В карете важно, подбоченясь, сидел Кротков Павел Дмитриевич. Усадьба за несколько минут превратилась в встревоженный улей.
- Управляющий!
- Я здесь. Ваша милость.
- Баня?
- Все готово.
- Все ли?
По лицу управляющего пробежала заметная дрожь. Он знал, что это означало. Обслуживать в бане должна девушка или красивая молодая женщина. Женщины, которых он знал, были уже не нужны. Второй раз он в баню не принимал. Управляющий задумался: «Кто? Кого?». Попробуй не уважь барину. Не оберешься беды. Как же быть? Совсем забыл: Маша. Шагалина. Маша - выхода нет».
Маша Шагалина красивая, стройная, семнадцатилетняя девушка. Каждое движение ее, походка вызывали восхищение парней. Голубые глаза смотрели на жизнь с добротой и лаской. Казалось, зло всегда ее будет обходить стороной.
Маша собиралась на улицу. Сборы прервала соседка: «Барин приехал!». Дрогнуло материнское сердце.
- Дочка, как бы беды не было! Спрячься!
- Зачем, мама?
- Может быть беда!
Мать взяла дочь за руку, хотела переступить порог. В сенях стоял управляющий:
- Машу в усадьбу!
- Зачем?
- Барин приказал!
Перед рассветом, шатаясь, сошла она с крыльца барской усадьбы. Подкашивались ноги, в глазах темнело, Шла в глубь парка, где стояла ее любимая береза. Работая в усадьбе, она каждый раз после работы любила сидеть под ее густой кроной. Соловьи своей трелью встречали утро. Как Маша любила слушать их! Сейчас она была глуха. Для нее жизнь остановилась. Подойдя к березе, она обняла ее белый ствол. По щекам катились слезы: «Мата, милая мама. Что со мной сделали! Прости меня, родная, я тебя больше не увижу» . Она рывком сняла с себя платье, сшитое матерью из холста. Сильными девичьими руками разорвала его на части. Связала, набросила на ближайший сучок березы, трясущимися руками надела петлю.
Утром, перед восходом солнца, мать нашла ее.
На краю села, около ерика Усы, была расположена крепостная суконная мануфактура. Приземистое, одноэтажное здание. Окна маленькие. Даже в зимнее время там была невыносимая духота. Крестьяне охотнее шли работать в поле, а на мануфактуру боялись. После суточной работы большинство людей рвало из-за отравления.
В эту несчастную ночь на фабрике работал жених Маши Шагалиной - Григорий Терсенев. То в одном месте, то в другом свистел кнут надсмотрщиков: Косача - калмыка, Абдулы - татарина. Тяжело было на душе Григория. Сердце чуяло беду, мысли двоились. Задумался, челнок вовремя не поправил, тот пошел неправильно. Тут же заметил Косач. Страшная боль перепоясала поясницу, потемнело в глазах. С большим трудом устоял на ногах. Не выдержал. Удар пришел Косачу чуть выше подбородка, хлынула кровь. На помощь Косачу прибежал Абдула. Крепко связали парню руки.
Около двери фабрики стояла широкая скамья. Она была красной, но не от краски, а от человеческой крови. Годами здесь истязали людей. Были вбиты в скамью 4 скобы, в передние клали руки, в задние ноги и крепко привязывали. Было строгое указание Кроткова: «Кто поднял руку на надсмотрщиков - 50 ударов в первый раз, 100 ударов во второй».
Обычно бил Абдула. Сила в нем была немерянная. После 25 ударов начал Григорий терять сознание. Еще 5 ударов - погрузился в темноту.
50 ударов он уже не чувствовал. Лицо почернело, как у покойника, руки посинели. Напрасно отливали водой, в сознание не приходил. Только к вечеру, дома, он открыл глаза, Мать боялась сообщить сразу о смерти Маши. Не выдержал младший брат. Григорий горько, по-мужски заплакал: «Изверги! Все равно ваш черед придет!»
После похорон на кладбище остались: Алексей Акимович Шагалин (отец Маши), Федор Акимович Шагали, Григорий Артемьевич Терсенев, Гаврила Петрович Шнырин, Спиридон Петрович Терсенев, Григорий Васильевич Абрамов, Федор Игнатьевич Храмушев. Расположились полукругом около могилы Маши. Где-то далёко глухо гремел гром, набежавший ветерок принес запах дождя. Долго молчали. Наконец, заговорил Алексей Акимович Шагалин.
- Что будем делать, мужики? Нынче моя пострадала, простилась с жизнью, завтра ваши. Это зверь, в облике человека. Кровь на его клыках не высыхает.
Григорий Терсенев, самый молодой из собравшихся, волнуясь, предложил: ворваться в дом Кроткова, его убить, усадьбу поджечь.
- Это не дело, - заявил Гаврила Петрович Шнырин.
- Ничем не прикрытое убийство. Пострадает все село.
После долгих споров решили сделать нападение на Кроткова во время поездки его в Сызрань. Перехватить около Тишерека, не доезжая до Троекуровки. Спиридону Петровичу Терсеневу поручили узнать о дне выезда Кроткова. А как же кучер? Придется убить и его!
С тревогой на душе медленно возвращались домой. Гром приближался, начался долгожданный дождь. Ранним утром З1 мая 1839 года Кротков позвал управляющего:
- Всю ночь не спал. Организуй мне отдых со зрелищем, Вызови их обоих.
- Они пришли на доклад.
- Зови.
В приемную вошли Косач и Абдула.
- Организуйте, только осторожно, незаметно. Можно около головки.
- Слушаемся.
Это не первое было поручение. Они много раз выполняли прихоти барина. Поджигали днем крестьянский двор, ветер разносил по селу горячие соломенные «галки», буквально через несколько минут загорались пятнадцать или двадцать дворов. И тут же на тройке приезжал барин. В карете стоял бочонок с холодный квасом. Любил барин пить квас, смотря на пожар. Его не трогали крестьянские слезы, крики ребятишек, душераздирающие вопли женщин. Он считал, что это самый лучший отдых.
На пожар прибежал Алексей Акимович Шагалин - его дом догорал. Он споткнулся о лежавшую на земле оглоблю, которую поднял и хотел бросить в огонь. Барин громким голосом сказал: «Еще сделаешь пожар».
Переполненная душа горем и злостью к тирану не выдержала, Вспомнил дочь Машу, загубленную барином. Размахнувшись оглоблей, он ударил барина по голове. Кротков вылетел из кареты и потерял сознание. На помощь барину бросился камердинер, который был убит той же оглоблей. Подбежавшие крестьяне схватили Кроткова и бросили в огонь. На мгновение он пришел в сознание и закричал о помощи. Крестьяне стояли молча. Управляющего уже не было, он незаметно сбежал. Священник поднял трясущейся руной крест. Но это крестьян не вразумило. Голос барина стихал, вскоре совсем затих. Труп его нельзя было отличить от обгоревших бревен.
Дежурный в приемной губернаторского дворца был удивлен, что так рано прибыло 15 карет с помещиками Симбирской губернии. Господа стояли группами и горячо спорили. По возбужденным лицам дворян дежурный понял: что-то случилось.
В 9 часов утра вышел губернатор:
- В чем дело, господа?
- До нас дошли слухи, которым мы не верим. В Шигонах живым сожгли Кроткова.
- Это, господа, пустой слух. Не верьте!
Губернатор прошел в кабинет. Через несколько минут в приемную вошел староста села Шигоны. Помещики окружили его:
- Говори быстрее. Правда, Кротков сожжен?
- Правда, господа.
Губернатор не верил своим ушам, он не мог сразу произнести слово.
- Немедленно в Шигоны отправьте батальон солдат! Весь состав губернского суда Я догоню в дороге.
Ранним утром 5 июня батальон солдат прибыл в Шигоны. В обед прибыл губернатор. Было арестовано 85 человек, в том числе 4 женщины, управляющий и священник.
6 июня в 10 часов утра началось заседание военно-полевого суда. Одиннадцать человек во главе с Шагалиным сидели в первых рядах. Председатель суда вызывает Шагалина.
- Почему вы совершили зверство, это противоречит крестьянским обычаям и вере?
Не выдержал батюшка:
- Покойный сам нарушил святости церкви и веры!
Губернатор ударил кулаком по столу, обрывает священника.
- Господин председатель суда, - говорит Шагалин, это не зверство, это приговор общины села Шигон. Кротков совершал неслыханные зверства, он истязал крестьян. Он бешеный волк. Он надругался над моей семнадцатилетней дочерью, загнав ее в могилу. Его надо было убить раньше!
Все подсудимые вели себя мужественно. Они рассказали о всех зверствах Кроткова, многих крестьян грубо прерывали. Приговор был жестоким: Шагалина приговорили к расстрелу, 10 товарищам 2000 ударов шпицрутенами.
Осужденный вздрогнул... Дверь с грохотом открылась. На пороге офицер с солдатами.
- Завтра будешь казнен. По обычаю выполняется последнее желание.
- Я хочу проститься с полем. Там, где мои десятины. Восток посветлел, когда его вели по полю. Скоро, еще немного, вон около леса. «Вот они, мои родные, - взял горсть земли и поднес к губам. Вздохнул всей грудью: «Мая родная земля, .прощай!» - слезы потекли по щекам, падая на землю.
- Хватит, связать руки.
Когда заскрипела дверь подвала, показался край солнца. Это был последний восход в его жизни...
7 июня 1839 то около шигонского моста на месте старых кладбищ была выстроена рота солдат. Вскоре привезли приговоренного Шагалина Алексея Акимовича. Лицом был поставлен к реке. Тяжело было умирать в 44 года. Тяжела была жизнь крепостного крестьянина. Но жизнь есть жизнь. Повернулся лицом к родному селу, мысленно простился, посмотрел на спокойное, еле заметное течение реки:
- Прощайте, православные!
Прозвучал залп. Хоронить в гробу губернатор запретил. Солдаты зарыли его без гроба. В полночь родственники Шагалина привезли гроб, разрыли могилу и похоронили по обычаю.
8 июня около усадьбы был построен батальон солдат, в руках каждого солдата были шпицрутены. Первого привязали к ружьям Федора Акимовича Шагалина. Смотрели все жители села Шигон. Первые удары слились с общими криками женщин. Выдержал 1000 ударов и тут же умер. 6 человек остались живыми, после долгого лечения были отправлены на каторгу.
9 июня весь день шел дождь. Мать Маши решила навестить дочь и мужа. На могиле дочери пробивалась редкая травка. Упав лицам на могилу, она долго плакала: «Доченька, отплатил отец за тебя извергу, сгорел он, как бешеный пес! Лежи, моя родная, видно у тебя такая судьба!».
Оставить сообщение: